ВЛАДИМИР ПУГАЧ: У юристов атрофируется чувство справедливости

«Юристы же, как врачи. Если я врач-стоматолог, это не значит, что могу вылечить печень. То же самое и с юристами. Иногда пытаются какие-то вопросы задавать по семейному или по жилищному праву. Я говорю, что в этом ничего не понимаю. Касательно интеллектуальной собственности что-то могу подсказать».

Не все юристы работают по специальности. Вот и солист группы J:Морс Владимир Пугач, окончив ЕГУ по специальности «Международное право» и попрактиковав около 10 лет (с 1995, когда учился на третьем курсе, по 2006), нашел свое призвание в музыке. «Юркаталог» предложил вспомнить, о юридическом прошлом и накануне большого романтического концерта, который пройдет 14 февраля в Prime Hall, рассказать, как юриспруденция сейчас присутствует в жизни музыканта. 

Владимир Пугач, фото blog.maesens.by

– Почему Вы в свое время выбрали юриспруденцию?

– У меня много в роду хороших врачей. Все думали, что и я буду врачом. В старшей школе учил биологию, химию, на олимпиады ездил. Потом выяснилось, что у меня больше склонность не к естественным, а к гуманитарным наукам. Стали сканировать рынок образования и решили, что юриспруденция – оптимальный вариант. Не было ничего такого, чтобы я проснулся утром и понял: буду юристом.

– Почему пошли в ЕГУ?

– Там, в отличие от других вузов, которые на тот момент предлагали такие услуги, в том числе и БГУ, палитра гуманитарных наук была гораздо шире. Два иностранных языка, различные исторические, философские дисциплины и прочее. Мы даже проходили историю богословия.

– Ничего себе. Зачем юристам история богословия?

– Знаете, как говорил Шерлок Холмс: «Допустим, Земля крутится вокруг Солнца. Но мне в моей профессии это не пригодится». Вот я так к жизни не отношусь.

– Говорят, что юридическое образование и юридическая профессия меняет мышление. Что думаете по этому поводу?

– Во-первых, любое высшее образование независимо от профиля конструирует мировоззрение человека, расширяет его. Если это серьезное высшее образование. И это главное, что делает, на мой взгляд, высшее образование. Когда-то где-то читал, что по статистике выпускник вуза в среднем применяет в своей жизни 5-6 % знаний, полученных в вузе. Поэтому основное, с чем ты выходишь, – это выстроенное мировоззрение и некий набор представлений о мире, которые высшее образование напрямую или косвенное в тебя вкладывает.

Во-вторых, любая профессия приносит профдеформацию. О себе говорить не могу, поскольку я давненько юриспруденцией не занимался серьезно. Но по моим наблюдениям, чаще всего знаете, какая профдеформация у юристов? Атрофируется чувство справедливости.

– Это же не логично – справедливость и юрист…

– Это очень логично. Атрофируется чувство справедливости: справедливо то, на чьей я стороне.

Есть внутреннее чувство справедливости, когда ты смотришь на проблему, конфликт и понимаешь, кто прав, а кто нет. Если ты так будешь смотреть на это, ты плохой юрист. Ты должен принять ту сторону, которую защищаешь, и считать ее справедливой. Твое внутреннее, природное чувство справедливости здесь может только помешать. В итоге оно у них атрофируется, по моим наблюдениям.

Владимир Пугач, фото holiday.by

– У Вас еще был период преподавания.

– Да, этот период периодически то возникает, то пропадает. Я авторским правом одно время занимался. Иногда что-то рассказываю студентам.

– Что сейчас преподаете?

– В прошлом году ездил в ЕГУ, читал обзорные лекции по авторскому праву.

– Расскажите про период преподавания. Вы же тогда в аспирантуре учились и преподавали.

– Там у меня много всего было. Закончил, учился. В Германии писал что-то вроде подготовительной работы к диссертации на тему «Средства правовой защиты в договорах международной купли-продажи товаров». У меня так диплом назывался, потом хотел диссертацию писать. Но как-то посреди процесса это все надоело – я бросил.

Еще, когда у ЕГУ офис был в Минске, преподавал немного «Основы конституционного права Германии». Как раз тогда из Германии вернулся, и у них не приехал лектор какой-то. Они попросили меня прочесть курс, потому что я тогда еще не забыл немецкий, а надо было на немецком читать. Вот такая у меня была академическая активность.

Все, после этого я занимался только авторским правом.

– А как развивалась Ваша юридическая карьера?

– Учеба в университете. Параллельно все студенты тогда устраивались в разные фирмы. Я устроился со своим другом Артемом Ледовским в фирму его родителей, что очень удобно, конечно.

Тогда все в основном обслуживали различные торговые сделки – буйным цветом расцветал частный бизнес. Все это надо было впихивать в рамки, мало-мальски похожие на законные. . Чем мы и занимались.

– Потом же Вы создали свою фирму?

– Какой-то период у меня была своя фирма. Называлась «Правовое обеспечение бизнеса». Я в составе этой фирмы просуществовал до 2006 года. Потом избавился от этого всего и стал заниматься только музыкой.

– Вы занимались авторским правом. Расскажите, как изменилось авторское право в Беларуси за эти 15 лет.

– Проводя время от времени какой-то сравнительный анализ, не могу сказать, что белорусское законодательство, регулирующее охрану авторских прав, плохое. Оно находится в рамках существующих европейских стандартов. Про американские точно не буду говорить. Но европейских да. Все то же самое.

Проблема чаще всего у нас в правоприменительной практике. А это уже с законодателем не связано.

– Как человек творческий и пишущий расскажите, насколько часто нарушаются авторские права.

– А насколько часто у нас на красный свет ходят?

– Часто.

– То же самое, конечно. Но у нас есть органы специальные, которые занимаются коллективным управлением авторскими правами при Национальном центре интеллектуальной собственности. Они этим занимаются неплохо. Гораздо лучше, чем аналогичные структуры, которые были, когда я только начинал.

– Вы как считаете, музыка должна быть в свободном доступе или она должна быть платной?

– Тот, кто ее придумал, должен сам для себя решать. Лично я чаще всего в последнее время выкладываю в свободный доступ.

Продажа музыки на механических носителях – я имею ввиду компакт-диски и прочее – это уже не бизнес сегодня. Издание компакт-диска – это сейчас, скорее, сувенирный продукт, чем бизнес. Поэтому используем площадки в интернете по продаже музыки – я могу либо через iTunes продавать музыку, либо выложить на сайте бесплатно.

– Говорят, что юрист – это навсегда. Согласны?

– Я еще не проверил. Всегда не прошло. (Смеется)

– Вы оказывали услуги. Сейчас еще обращаются?

– Юристы же, как врачи. Если я врач-стоматолог, это не значит, что могу вылечить печень. То же самое и с юристами. Иногда пытаются какие-то вопросы задавать по семейному или по жилищному праву. Я говорю, что в этом ничего не понимаю. Касательно интеллектуальной собственности что-то могу подсказать.

Во время выступления на борту самолета на высоте 10 тыс. метров, фото sb.by

– Часто обращаются?

– Не очень часто, но бывает.

– Если бы вы остались работать в юридической сфере, в какой области работали бы?

– Наверное, занимался бы интеллектуальной собственностью.

– Где – в Беларуси или за рубежом?

– Так вопрос вообще не стоит. Я предпочитаю жить в стране, где родился. Где родился – там и пригодился. Скептически отношусь к счастливой старости в стране, где ты себя чувствуешь чужим.

– Чем проще, на Ваш взгляд, заработать в Беларуси – юридическим бизнесом или шоу-бизнесом?

– В Беларуси, наверное, юридическим бизнесом. Если голова на плечах есть. Профессия юриста сегодня востребована не в чистом виде.

Скорее, тот уровень подготовки и тот набор навыков, которые вкладываются в юриста, позволяют человеку быть более конкурентоспособным, если он начинает заниматься бизнесом или еще чем-то. Например, многие мои однокурсники стали успешными бизнесменами, имея юридическое образование. Хотя напрямую юриспруденцией не занимаются.

– А чем интереснее заниматься – юридической практикой или шоу-бизнесом?

– Я шоу-бизнесом как таковым и не занимаюсь. Я музыкой занимаюсь. Шоу-бизнес сам мною занимается. (Улыбается)

– Еще по творчеству Вас поспрашиваю. У Вас в 2010 году вышел альбом, в 2011 году группа гастролировала, а в 2012-2013 был период спокойствия…

– Я Вас поправлю. У нас в 2010 вышел альбом, потом мы целый год были в туре. А потом я объявил так называемые студийные каникулы для группы. Это значит, что мы новой музыки не записывали, но и без дела не сидели. Мы все это время гастролировали. Просто нового ничего не делали.

Сейчас  активно записываем новую пластинку, которая должна выйти в 2015 году. Уже выпустили из нее две песни с клипами. В октябре – «Асфальт», а пару недель назад – «Не край».

– У Вас еще был сольный проект «Нафта».

– Да, я его не доделал, к сожалению, еще. Вышел мини-альбом из пяти песен. У ребят-музыкантов, с которыми я этот проект делал, сейчас плотные графики. Как только они у нас совпадут, мы доделаем обязательно.

– Чем занимаетесь между концертами? Как отдыхаете?

– Вообще, предпочитаю отдыхать тихо и спокойно, там, где нет шума, суеты и всего прочего. Люблю в теплое время года за город выезжать. Люблю на велосипеде покататься вокруг Минского моря. Люблю, чтобы поменьше народа было вокруг. Никаких боулингов, дискотек и подобного.

Фото с юбилейного концерта, ноябрь 2014, фото budzma.org

– Главный редактор заметил, что на последнем концерте изменился состав музыкантов.

– Да, так бывает. У нас новый гитарист Сергей Щурко и бас-гитарист Валера Дасюкевич. Ударно влились в коллектив. Их можно увидеть в новом клипе «Не край», который мы сняли на концерте к 15-летию группы.

– А как поддерживаете творческую атмосферу в коллективе?

– Искусственно невозможно поддерживать. Она или есть, или нет. Чтобы она была, надо, чтобы всем было интересно заниматься тем, чем мы занимаемся. Для этого надо все время генерировать какие-то новые идеи, что-то делать. Чем сейчас и занимаемся. (Улыбается)

– Как Вы настраиваетесь на концерты?

– Я не воспринимаю концерт как боксерский матч, чтобы на него прямо надо было как-то настраиваться. Для меня концерт – это серьезный энергообмен со слушателями.

Это правда, когда артисты говорят, что из зала, если хороший концерт, очень много энергии идет. Она действительно идет. Надо просто быть готовым ее поймать и отправить назад в зал. Такой волейбол получается. Ну и просто надо быть готовым – выходить к залу открытым. Зритель это очень хорошо чувствует.

– Расскажите про Ваше сотрудничество с ЮНИСЕФ?

– Мы с ЮНИСЕФ сотрудничаем уже 12 лет. Делали с ними разные проекты. Пару лет назад фильм сняли про детей, которые находятся в конфликте с законом – в Могилев ездили в специальную закрытую школу. В итоге они решили придать этому всему некий официальный статус.

Во время вступления в должность посла доброй воли Детского фонда ООН (ЮНИСЕФ), фото БелаПАН

– Какие планы сейчас. Вы подписали договор…

– Да, я официально стал послом Доброй воли Детского фонда ООН – мы подписали с ЮНИСЕФ контракт о сотрудничестве. С тех пор уже пару раз довелось участвовать в проходивших в Минске международных конференциях. Сделали видеородик в поддержку мировой акции «Imagine». Сейчас обсуждаем новые проекты.

– Что теперь будет входить в Ваши обязанности?

– Основная обязанность человека в том статусе, которым наделил меня ЮНИСЕФ – привлечение внимания общества к проблемам, связанным с правами и интересами детей. Потому что сложнее всего решить ту социальную проблему, которую общество не воспринимает как проблему в принципе. Потому что она не на виду, она не модная, она не актуальная. Сложно и решать такие проблемы – нет общественной поддержки. Моя функция – рассказывать о таких проблемах публично.

ЮНИСЕФ поэтому и выбирает людей публичных, у которых есть своя сформированная аудитория. Чтобы через эту аудиторию попытаться достучаться до общества, рассказать им об этих проблемах.

– В Беларуси же поддерживаются такие темы…

– Да, я далек от мысли, что у нас катастрофическое положение с детьми. У нас нет эпидемий, у нас никто не голодает. У нас достаточно приличные медицина и образование. По сравнению с тем, как живут дети в той же Африке, все у нас в порядке, безусловно. И это хорошо.

Но с другой стороны, о тех проблемах, которые действительно существуют, а они существуют, ввиду не такой яркости и хлесткости, как в той же Африке, никто не знает и не говорит.

Опять же, если возвращаться к тем деткам, которые попадают в исправительные учреждения закрытого типа. Они туда попадают, в основном, потому что до этого находятся в достаточно криминогенной среде. У них родители алкоголики и прочее. Они попадают в это исправительное учреждение, с ними там работают. Когда мы туда ездили снимать фильм, я думал, что это маленькая тюрьма. Ничего подобного. Достаточно приличное заведение с очень хорошими педагогами – им там памятники надо ставить, так они работают. Сложные детки. У педагогов терпение ангельское и, по-моему, некая даже одержимость профессией, в хорошем смысле. Не думаю, что им там много платят, а они выкладываются по полной. Они действительно этих детей любят. Эти дети за два года привыкают к теплу, к доброте, к тому, что с ними по-человечески обращаются.

Когда они оттуда выходят, попадают в ту же самую криминогенную среду, из которой их забрали. Плюс, попадая в школу, на них сразу ярлык наклеивают. Никто же особо не разбирается, что он был в исправительной школе, а не в колонии – соответствующее отношение не только со стороны одноклассников, но часто еще и учителей. В итоге они опять возвращаются к тому образу жизни, который привел к преступлению.

В чем проблематика? Родители, как правило, не несут никакой ответственности за это все. Пока детки находятся в исправительных учреждениях, с родителями никто не работает – придет раз в полгода участковый и проверит просто, живы ли они там. И все.

Во время конференции «Укрепление технического сотрудничества Беларуси и ООН в сфере развития: подведение итогов, новые перспективы и возможности», фото с официальной странице vk.com

– Но взрослого человека практически невозможно изменить.

– Они должны чувствовать ответственность за это все. Как это сделать? Законодательно, наверное.

– Как законодательно?

– Жестче сделать законодательство. То есть если ребенок воспитывается в ненадлежащих условиях, надо чтобы родители чувствовали за это ответственность. Потому что им просто наплевать часто.

Вот мальчик мне рассказывал. Они живут в частном доме. И зимой он иногда спит в будке с собакой в обнимку. Потому что там теплее. Мама с папой напиваются и забывают дом протопить.

Это 21 век. Это в Беларуси. Пока такую историю не услышишь, не поверишь. А это есть. И вот, чтобы достучаться до таких родителей, надо как-то менять их жизнь, выпихивать их из зоны комфорта настолько, чтобы они понимали, что так нельзя.

– Думаете, это возможно?

– Конечно, возможно. Сила государственного принуждения – великая штука. Именно поэтому на красный свет, как правило, люди не ездят за редким исключением.

– Где таких семей больше – в больших городах или в деревнях?

– В крупных городах меньше. Вот в той же школе из Минска было 2-3% детей.

Большинство как  раз из небольших городов, небольших поселков, где сложнее найти работу, где беднее живут люди.

– А как Вы свою дочь воспитываете?

– Уже поздно ее воспитывать. Ей 20 лет. Она меня воспитывает. У нее есть свое мнение по ряду вопросов, и я прислушиваюсь к нему.

Умная девочка. Очень разносторонне развитый человек, чему я безмерно рад. С ней интересно беседовать. Она живет в Вильнюсе, учится в ЕГУ.

– Вы направили?

– Не без этого, конечно. (Улыбается)

– На кого учится?

– Забыл, как называется ее факультет… Там арт-менеджмент и всякое такое. То есть связь искусства, культуры и медиа. Они там все очень умные. Назвали факультет как-то так, что я забыл. (Смеется)

– Какие планы, кроме записи альбома, у J:Морс на 2015 год?

– Запись альбома – это не самоцель. Цель – сделать новую концертную программу и показать ее.

– Видела, что уже дата концерта назначена – 14 февраля.

– Да, это будет специальная романтическая программа. В ней будет несколько песен из будущего альбома плюс интересная выборка старых. Ну, а через какое-то время планируем отдельно презентацию нового альбома и новой программы.

Владимир Пугач, фото с официальной страницы vk.com

– Еще какие-то планы у Вас лично?

– Самосовершенствование во всех смыслах. (Улыбается)

– Как самосовершенствуетесь?

– Просто пытаюсь становиться добрее. (Улыбается)

– Много, кстати, читаете?

– Последнее время нет, к сожалению. Это меня крайне удручает.

– Что вообще любите читать?

– Я меньше последнее время читаю художественной литературы. Люблю больше всякую публицистику читать. Либо популяризация науки, либо по геополитике люблю всякие штуки.

Беседовала Анастасия КУЗЬМИНА, «Юркаталог»